Накануне юбилея принято подводить итоги. Но когда речь идет о выдающемся артисте, каждый выход которого на сцену — это праздник для зрителя, никаких итогов подводить не хочется. Напротив, есть желание заручиться уверенностью, что впереди еще очень и очень много прекрасных встреч. И это в полной мере относится к народному артисту РФ, народному артисту РА, заслуженному артисту Абхазской АССР, заслуженному артисту Кубани 
Мурату Рашидовичу Кукану.
Его кабинет в Национальном театре РА почему-то напоминает мне мастерскую. И хотя вместо приспособлений и инструментов повсюду — афиши, фотографии, дружеские шаржи, театральные программки, все вместе это одновременно и инструментарий, и продукт обширной и плодотворной творческой работы. А еще — книги:  в шкафу, на столе, на журнальном столике...
— Я рано научился читать и был записан в библиотеку с пяти лет. Поскольку у меня не было ни братьев, ни сестер, я очень много времени был предоставлен самому себе. Хотя, конечно, дружил с мальчишками и увлеченно играл в различные игры по щиколотку в экологически чистой аульской пыли, но очень много времени мне приходилось общаться с воображаемыми героями. Я читал беспрерывно. И как многие мои ровесники зачитывался произведениями Фенимора Купера, Майн Рида, Александра Дюма...
— А ваша первая встреча с искусством когда произошла?
— Ну, если искусством считать мои выступления в школьной самодеятельности или занятия в музыкальной школе, которые вела учительница Лидия Спиридоновна, специально приезжавшая в Тахтамукай из Краснодара, то довольно рано. Поступая в музыкальную школу,
я прошел свой первый в жизни кастинг и вскоре гордо вышагивал по аулу с папкой, на которой был вытеснен портрет Чайковского.
А потом произошел редчайший случай — в нашу школу приехала съемочная группа Краснодарского телевидения, и я, в полувоенной школьной форме с белым подворотничком и октябрятской звездочкой, зажав в руках молоток, читал на камеру стихи нашего школьного учителя по труду:
Молоток вы все видали.
Изготовлен он из стали.
Но не весь он только сталь,
Есть из дерева деталь...
Вот таким было мое первое вхождение в искусство и первый дебют на телевидении.
Кстати, у нас был замечательный интернациональный класс: два корейца — Хон и Ким, немец Саша Кригер, русский Женя Королев...
— С таким «послужным списком» — прямая дорога в театральный институт.
— Не тут-то было! Моя жизнь — это вообще сплошной детектив. Мой папа был директором винзавода,
и поэтому после школы я поступил в Краснодарский политехнический институт на химико-технологический факультет по специальности виноделие. Откуда сбежал после первой же сессии, поскольку успевал только по двум предметам — немецкому языку и истории. Но главное, там была начертательная геометрия, которая сводила меня с ума, настолько это было не мое. Чертежи нужно было делать тушью и рейсфедером, соблюдая определенную толщину линий... А мне мой школьный друг Толик Ким, поступивший в мореходное училище, привез четырехцветную шариковую ручку — предмет зависти всего института. И я, воспитанный на отечественной и зарубежной литературе, а также индийских и мексиканских фильмах, которые привозили в наш клуб, этой ручкой сделал красивый, на мой взгляд, чертеж, выделив разными цветами все, что считал необходимым. И чуть не свел этим с ума нашего преподавателя.
В общем, из политеха я сбежал на филологический факультет ­Адыгейского педагогического института. И вот там-то, проходя по коридору, услышал доносящиеся из одной аудитории голоса и шум.
Я подумал: «Кто это может позволить себе так кричать во время занятий?» И, естественно, заглянул. А там шла репетиция студенческого театра миниатюр, которым руководили два замечательных педагога — Людмила Голубева и Эмма Чамокова. В тот момент они репетировали, по-моему, «Голого короля» Евгения Шварца.
Я зашел и больше не вышел. Так и началась моя театральная карьера.
Правда, театром не ограничивался — занимался тяжелой атлетикой и самбо, ходил в походы, играл в КВН и даже ездил на целину — в зерносовхоз Дзержинский Челябинской области.
Несмотря на то, что я был единственным ребенком в семье (мой брат Аслан умер во время немецкой оккупации), родители никогда мне ничего не запрещали, и я им очень за это благодарен. Отец Рашид Хаджибиевич Кукан прошел две войны. В финскую штурмовал линию Маннергейма, в Великую Отечественную защищал Сталинград и вернулся домой после контузии, с простреленными ногами. Мама Зоя Индрисовна до войны окончила медучилище и после освобождения аула была мобилизована, вместе с походно-полевым передвижным эвакогоспиталем прошла Крым, всю закарпатскую Украину, Польшу, а День Победы встретила в Чехословакии старшиной медицинской службы.
В 1972 году я должен был получить диплом учителя русского языка и литературы. И в это время была организована национальная студия в Ленинградском государственном институте театра, музыки и кино (ЛГИТМИК). Мне тоже предложили попробовать поступить. Но отец сказал: «Окончи хотя бы один институт, а потом езжай». И я остался.
Однако весной произошло чудо — состоялся дополнительный набор. И тут уж я полетел в Питер. По дороге басню выучил и какой-то отрывок в прозе… Сдавал экзамены в индивидуальном порядке. Спел есенинское «Я покинул родимый дом». Черкес, поющий Есенина, педагогов удивил. Потом прошелся кругом в лезгинке. А потом все ушли, и мы остались с педагогом Владиславом Станиславовичем Андрушкевичем, долго беседовали о литературе, об искусстве… Я уже потом понял, что он хотел узнать мой кругозор, словарный запас, умение владеть языком. А я сразу проникся к нему доверием и симпатией. Это был добрый, замечательный, профессиональнейший педагог, а не просто театральный деятель, каких сейчас много. Помню, он говорил, что театральному делу научить очень сложно. Главное — дать человеку поверить в себя, поверить, что он может и имеет право находиться на сцене. И он вывел нас на эту сцену, научил ее уважать, уважать авторов, своих коллег…
В общем, в ЛГИТМИК я поступил за 40 минут и в сентябре должен был приехать на учебу. Но… все только начиналось.
Я получил диплом учителя и был распределен в Новосибирскую область. И не поехать по распределению можно было только получив открепление. Я отправился в обком партии, а мне говорят — ничего нельзя сделать. Полетел в Москву
в министерство просвещения — и там меня не открепили. Да еще грозились отобрать диплом. Полетел
в Новосибирск — та же история. На мое счастье, в городе Каргате Новосибирской области в колонии для малолетних правонарушителей работал мой однокурсник и друг Толик Шалин, он и помог мне с откреплением.
Счастливый, я прилетел в Ленинград, явился в институт со всеми документами. А там, что самое обидное, на мое открепление даже не взглянули: «Идите учитесь, вас давно ждут».
Я даже онемел от обиды, ведь, как чест­ный комсомолец, столько времени и сил потратил на его добывание.
— И вот, наконец-то все пошло как по маслу…
— Почти. Со второго курса меня забрали в армию. К счастью, с высшим образованием служить надо было только год, а не два. И еще мне повезло — попал в Германию. Почему? Потому что это дало мне возможность увидеть мир, а чем больше актер видит, чем больше он знает, тем больший багаж он может использовать в своей работе.
И бегал, и стрелял, и под танками лежал, и концерты ставил (в личном деле-то было написано, где я учусь), и даже в день 25-летия ГДР, сшив из портяночного материала черкеску, танцевал на площади лезгинку. Зато когда я снимался у Кеосаяна в фильме «Дорогая редакция» в роли министра обороны, мне не надо было ничего про форму и автомат объяснять.
— К сожалению, я не видела этого фильма.
— А его никто еще не видел, он пока не вышел на экран.
— Когда вы наконец-то добрались до театра, ваше юношеское представление о профессии совпало с действительностью?
— Знаете, я обладаю счастливым характером, который называется «веселый нрав». Помните, как говорил Мюнхгаузен: «Улыбайтесь, господа! Серьезное лицо — это еще не признак ума». И к мечтателям себя тоже не отношу. Жизнь гораздо шире, глубже, мощнее, чем театр. Театр — это все-таки игра, это часть жизни, но не вся жизнь. И я просто влился в него так естественно, что даже не почувствовал. Возможно, потому что у меня был такой замечательный переходный период, как студенческий театр миниатюр на филфаке.
Кстати, у нас замечательный курс был. Валерий Дворников параллельно окончил музучилище, а потом Киевскую консерваторию. Сейчас — заслуженный артист Карело-Финской ССР, работает в Петрозаводском театре. Толик Шалин окончил консерваторию. Леша Дубовик дослужился до генерал-лейтенанта. Слава Теленков работает на телевидении оператором. Вот так мы попали в одно место и в одно время…
— Есть ли у вас творческий девиз или жизненное кредо, которым вы руководствуетесь?
— Был такой скульптор Генри Мур. Он сказал: «Никогда отрицательные эмоции не создавали ничего положительного в искусстве». Вот этого я и придерживаюсь. Глупо тратить жизнь на ссоры, злость… Это
в театре роль можно довести до совершенства и в кино несколько дублей отснять. А в жизни не порепетируешь. Вот мы с вами разговариваем, а она идет, и время, отмеренное нам с вами, уходит.
Конечно, театр дает нам возможность как бы прожить несколько жизней, но своя-то уходит. Я вот до сих пор не удосужился посчитать, сколько ролей сыграно, и среди них такие, о которых многие мечтают: Хлестаков в «Ревизоре»,Тиль Уленшпигель, Яго в «Отелло», Аргон в «Тартюфе»…
— Как по-вашему, актер должен быть личностью или таланта достаточно?
— Большой актер обязательно должен быть личностью. Ведь это подразумевает внутренний стержень, богатый внутренний мир. Он должен вести за собой, аккумулировать и эмоциональную, и духовную энергию. Многих людей природа одарила, но если человек за всю свою жизнь трех книжек не прочел и ни одной газеты, его мир — узок, он до конца не понимает, что играет и почему. И тогда он неинтересен зрителю.
— А в чем тогда заключается актерское мастерство?
— А мастерство в том и заключается, чтобы все то, что ты накопил в своей жизни, весь твой культурный запас, духовный, интеллектуальный, профессиональный пропустить через себя и взять на себя смелость создать что-то свое и показать это людям.
— А вы своей творческой судьбой довольны?
— Да. Хотя мог бы, наверное, сделать больше. Но я очень благодарен своей супруге Саиде Хунаговой, которая буквально наступая на горло собственной песне (она окончила Литературный институт в Москве), героически взяла на себя все бытовые заботы, воспитала троих наших детей и тем самым дала мне возможность заниматься любимым делом. Для актера это имеет колоссальное значение, потому что театр отнимает все: мы здесь, бывает, днюем и ночуем, играем по три спектакля в день. И так продолжается десятилетиями. А Саида — заслуженный деятель искусств РА, член Союза писателей России, пишет прекрасные пьесы, стихи, монологи, благодаря ее сценариям и замечательному материалу были сняты многие фильмы на республиканском телевидении,
я имел возможность выступать с концертными программами, с которыми выступаю и сейчас. Мы с Саидой практически создали адыгскую чтецкую эстраду. Это наш с ней театр.
— При такой загруженности вы еще и общественной деятельностью занимаетесь, и в благотворительных мероприятиях принимаете участие.
— Да, и с удовольствием это делаю. Ведь это такое счастье — быть нужным людям.
— Ну, и давайте завершим нашу беседу на такой «скромной» ноте: пожелайте себе сами что-нибудь к юбилею.
— Я желаю себе, чтобы людям, которые видят меня на сцене и на экране, было хорошо. Я желаю себе, чтобы мои близкие были счастливы. И чтобы я мог как можно дольше находиться рядом со своими счастливыми любимыми людьми. Чтобы все, что я успел сделать, смогли увидеть как можно больше людей.
— Думаю, такие мечты просто обязаны сбываться. С днем рождения вас, Мурат Рашидович!
Беседовала Вера Корниенко.
Фото Надежды Гусевой.

Подписывайтесь на нас в соцсетях: