На фоне недавних изменений в федеральном законодательстве о преподавании родных языков в  школах России в регионах страны развернулись  дискуссии о судьбе  языков малых народов в современном мире, их востребованности для сохранения национальной идентичности, культуры  и традиции.Больше всего споров вызвали положения законодательства о возможности добровольного изучения национальных языков школьниками, принадлежащими к малым народам России, в свете культурной глобализации. Своим мнением о современных проблемах родных языков народов России с «МН» поделился ученый, писатель, общественный деятель Асфар Куек. — Как выживать малым языкам в современном мире? — В моем представлении, не существует малых языков. Носители этих языков могут быть малочисленными, но ценность любого языка трудно переоценить. Язык любого народа — это основа его культуры, фольклора, мифологии, традиций. Каждый год различные международные организации констатируют исчезновение того или иного языка. Утрата языка происходит по самым разным причинам. Но основная из них — потеря интереса к родным языкам со стороны их носителей в условиях доминирования языков крупных народов, отсутствие их поддержки, а порой и ассимиляция. Положение тем более тревожное в условиях бурного развития интернета, где преобладают всего несколько крупных лингвистических дефиниций. — Асфар Сагидович, почему проблемы языков сейчас актуализируются? — У адыгов есть свой пример практически полной утраты языка. Речь идет о языке убыхов, по оценкам лингвистов, одном из самых сложных языков Кавказа. В нем было 84 согласных и всего 2 гласных звука. В конце осени прошлого года мы с супругой почти месяц провели в Турции, в вилайете Адана.  Там живет много наших соотечественников, в том числе и убыхов, но, к сожалению, они уже не говорят на родном, убыхском, а чаще на адыгском, с вкраплениями убыхских слов. Напомню, что практически все убыхи покинули Северо-Западный Кавказ во время депортации в конце Кавказской войны. А почти 30 лет назад ушел из жизни Тевфик Эсенчи, последний носитель убыхского языка. Сейчас предпринимаются робкие попытки возродить этот древний адыго-абхазский язык, но в современных условиях это сделать будет крайне сложно. Я думаю, что стандартного шаблона, как выживать языкам малочисленных народов в мире, не только в России, не существует. Мне кажется, что именно те многочисленные народы, представляющие титульные нации в странах их проживания, призваны проявлять отеческую заботу о языках малых народов. Тем более, что в нашей стране есть большой положительный опыт в этом направлении. Вплоть до конца 50-х годов прошлого века, при всех издержках и непоследовательности, изучению, преподаванию, книгоизданию, печати на языках малочисленных народов уделялось огромное внимание со стороны советской власти. Десятки из них в это время вообще впервые в своей истории  получили письменность. Я сам из того поколения, которое училось в начальной школе на родном языке, более того, в отсутствие телевидения, интернета мы постигали красоту языка, национальных традиций от старшего поколения в кунацких–хачещах, слушая древние легенды и сказания, воспоминания из истории аулов, нашего народа. Меня часто удивляло, когда поколение моих отца, старшего брата Нальбия Куека умело владело математическими вычислениями на родном языке. Сейчас большинству нашей молодежи такое знание недоступно. — Как менялось отношение власти к родным языкам? — На ситуацию более 60 лет назад очень сильно повлияли теории «слияния народов в единую советскую нацию» и так называемая «багировская» концепция оценки национально-освободительной борьбы горцев Кавказа в XIX столетии, в которой горцы, в том числе и адыги-черкесы стали выглядеть всего лишь послушной игрушкой в  руках английских, французских и турецких «империалистов» в их борьбе с Российской империей. На основе этих двух теорий в стране началось сворачивание школьного образования на родных языках, пересмотр истории малых народов страны, подгон ее под шаблоны советской исторической школы с ее идеологизацией. Все, что не вписывалось в официальные идеологические установки, в лучшем случае, задвигалось в дальние углы, в худшем — даже уничтожалось. Это касалось книг, музейных экспозиций и так далее. Удар по национальным культурам в угоду ассимиляции был сильнейшим, что, кстати, очень серьезно «выстрелило» в начале 90-х, когда распался СССР. Отголоски той неумелой, а порой и откровенно глупой национальной политики слышны до сих пор. При всем этом родные языки многих народов живы до сих пор, вот только без серьезного государственного подхода и внимания им не выжить. Это касается и поддержки на законодательном уровне, и финансирования сохранения и развития языков. — Какие подходы к сохранению языков существуют? — Современные процессы в этом отношении вызывают у национальной интеллигенции народов России откровенную тревогу. Добровольность изучения того или иного языка, безусловно, лежит в сфере прав человека, но применительно к национальным языкам, которым грозит исчезновение в рамках одного-двух поколений, вряд ли такой демократический подход применим. Тем более, что нынешнее положение создалось не сегодня и даже не вчера. Еще более десяти лет назад из школ в национальных регионах под предлогом некоей унификации системы образования начал удаляться национально-региональный компонент. Сводилось к минимуму, а то и вовсе исчезало из учебных планов преподавание родных языков, истории, географии, культуры регионов. Но, как показывает практика, внятно объяснить, для чего это было сделано, мало кто в состоянии. Показателен пример соседней Турции, где живет большая черкесская диаспора. Между прочим именно черкесы были в авангарде турецкой революции 1918–1923 годов и внесли огромнейший вклад в создание современного турецкого государства, искренне рассчитывая на его благодарность. Однако Кемаль Ататюрк пошел по пути тюркизации всех национальных общин государства. В стране уголовным преследованием каралась любая демонстрация национальной культуры, языков народов Турции. Многие из наших соотечественников даже отбывали сроки в тюрьмах, только за то, что они осмеливались выступать за сохранение национальной идентичности. — Так происходит до сих пор? — Нет, сейчас  ситуация в Турции изменилась зеркально. Государство признало наличие других этносов в стране, оказывает заметную поддержку сохранению их идентичности, в том числе родных языков, хотя тоже не без трудностей. Например, достаточно собрать группу школьников из 10 человек, желающих изучать адыгских язык. При этом государство гарантированно направляет в такие классы учителей, тем более, что их подготовка ведется уже во многих университетах страны. Но и здесь есть трудности, связанные с тем, что часть адыгов-черкесов Турции настаивает на преподавании родного языка на латинском алфавите, более близком из-за того, что на нем основан современный турецкий, а часть хочет изучать родной язык на кириллице. Потому возникают конфликты, из-за которых открытие классов становится невозможным. И есть обоснованные подозрения, что такие конфликты происходят не без влияния турецкого государства. Но при этом интерес к родному языку у турецких адыгов растет с каждым годом, и не только у них. Адыгский язык часто изучают сами турки, курды. Другие примеры сохранения нашего языка есть в Израиле, где черкесская диаспора имеет все условия для сохранения и преподавания родного языка в селениях Кфар-Кама и Рихания. Похожие условия были созданы и в Сербии, где проживали косовские черкесы. Причем в этой стране православные сербы были более благожелательно настроены к черкесам-мусульманам, нежели албанцы-единоверцы, которые стремились непременно албанизировать черкесов, исключительно по религиозному признаку. — Возможно ли сохранение родных языков только административными методами? — Сохранение языков невозможно без финансирования книгоиздания, написания учебников, расширения часов преподавания, подготовки педагогических кадров, создания национальных групп и классов и многого другого. На мой  взгляд, было бы полезным обратиться к советскому опыту преподавания языков 20–50-х годов прошлого века. Причем, замечу, что вопреки действующим нормам вся эта работа в финансовом отношении не всем регионам, особенно таким, как Адыгея, по плечу. Но несомненно, что сохранение языка и — в конечном счете — национальной идентичности, должно быть важным и для национальной общественности, родителей, молодежи. Недопустимо, когда в адыгских семьях уже не говорят на родном языке, дети отказываются его изучать, мотивируя тем, что он им «не нужен». Что это, как не добровольная ассимиляция и утрата этнических корней? Если хотите, хорошее владение родным языком, в том числе и письменным, должно стать для нас своего рода национальной идеей. Тогда и представители других этносов проникнутся уважением и интересов к нашему языку, который к тому же является одним из двух государственных в Адыгее. Я далек от мысли сгущать краски, но, если не предпринять реальных, эффективных мер, наши дети вырастут и обвинят нас в том, что мы лишили их родного языка. — Асфар Сагидович, как вы оцениваете внимание к проблеме родного языка властей Адыгеи? — В целом положительно. Важно, что на нее обратил внимание лично глава республики. Только за последнее время на региональном уровне прозвучало немало интересных и ценных инициатив по сохранению адыгского языка. В совете по языку при главе республики было проведено специальное совещание по данному вопросу. По его поручению АРИГИ начал работать над конкретными проектами, для этих целей создан специальный многопрофильный проектный офис, ведется работа над написанием новых учебников по языку, запланированы различные мероприятия по привлечению внимания молодежи к родному языку. Так что надежда на то, что наш язык сохранится, безусловно, есть. Но несомненно, что сделать это будет непросто. Беседовал Александр ДАНИЛЬЧЕНКО.

Подписывайтесь на нас в соцсетях: