На протяжении вот уже девяти месяцев все мы напряженно вслушиваемся в новости из Украины, жадно черпаем информацию из интернета… Как-никак — братский народ, и у многих из нас можно обнаружить незримые общие корни. И все же, до этого момента все эти события были очень далеко... 
В редакцию они пришли втроем. «Виктор, — представился незнакомец. — Старый друг Дениса, ну, и Сашкин, конечно, на руках его когда-то носил. Офицер с боевым опытом».
— Как вы, совсем не вояки, оказались в ополчении?
Денис: Это моя родина. Я голосовал за федерализацию Донбасса, подавляющее большинство людей голосовали. Надо же свой голос защищать!
— Но многие предпочли просто выехать в Россию. И мужчины в том числе.
Денис: А это не мужики.
Виктор: Почему Россия не введет ограничения на въезд? Реальную помощь надо оказывать женщинам и детям.
— Наверное, это не гуманно, отказывать в помощи по гендерному признаку.
Виктор: Очень даже гуманно. Активного населения, по статистике, всего пять процентов. Остальным все равно, лишь бы гроши были.
— Именно такие, наверное, стояли на майдане?
Александр: На майдане стояли рагулИ. У нас так называют жителей отсталых деревень. Обычный диалог: «За что стоите?» - «Шоб быть в Европе». — «И что вам это даст?» — «Будэм европейские зарплаты получать. Будэм в Европу ездить без виз. Будэм краще жить». — «Но в договоре об ассоциации с ЕС нет ни слова о безвизовом режиме. Его не будет». — «Будэ!». Вот и вся идеология.
Виктор: У моего товарища по всей Украине родственники. Он тетке своей звонит: «Что там у вас? Где братья?» (одному 16, другому 17 лет). – «Да хлопчики на майдане. Драйва надо хлопчикам. Ну и гроши, опять же, сробить». Позарабатывали грошей, а потом лечились от наркотической зависимости. Чаек на майдане был с добавочками.
— Они разъехались по деревням, а кто занял их место?
Денис: Специально подготовленные люди, которых готовили в лагерях Польши, Эстонии, Грузии, Литвы, на той же западенщине под видом детских военно-патриотических лагерей.
— Задолго до майдана?
Виктор: На протяжении 23 лет. А как только стало можно, все это подполье бандеровское вылезло наружу.
Денис: Во Львове еще задолго до всех этих событий существовало такое кафе — «Схрон». Не зряшное название, это действительно бандеровский схрон. Дверь всегда закрыта. Спускаешься как в подвал, стучишь, окошко открывается: «Що трэба?» — «Слава Украине!» — «Героям слава!» Бандеровский лозунг. Тебе открывают, и ты заходишь.
Виктор: Мне довелось с 80-го по 83-й год пожить на Колыме и общаться с бандеровцами, которые в 40-х годах были арестованы, свое отсидели, но остались жить на Колыме. Они уже дедами были и не скрывали того, чем занимались в годы войны, и угрызений совести не испытывали.
Денис: Еще в 60-х по лесам бандеровцев отлавливали. А потом они просто «перекрасились». Тот же Тягнибок комсомольцем был, Кравчук и Фарион — коммунистами, а как были бандерой, так и остались. Просто мы слишком привыкли идеализировать: мы — советский народ, братские республики! А было ли это на самом деле?
— Ополченцы – кто они?
Денис: Всякие есть. Вот командир нашего подразделения – полк национальной казачьей гвардии — Павел Дремов, он же Батя (его называть можно — лицо засвеченное), он — каменщик. Есть бывшие бизнесмены, работники милиции, даже бывшие уголовники…
— Сейчас на Украине, вроде бы, перемирие. А на самом деле?
Денис: Сразу после объявления перемирия мы с Сашей в отпуск собрались, решили в Майкоп съездить. Собрались-то 17-го сентября, а выехали 20-го, потому что 18-го наши позиции атаковала украинская армия. Погибли пять наших ребят, командир подразделения. Вот такое у нас перемирие. Как такового его не было и нет. Разве что артиллерия не бьет и авиация.
— Вот уже 9 месяцев мы наблюдаем за происходящим на Украине со стороны, но по-прежнему в голове не укладывается, что брат может пойти на брата.
Денис: А были ли мы одним народом? Донбасс никогда не был Украиной. В 1922 году Ленин, памятники которого сейчас сносят по всей стране, присоединил Донбасс к Украине. В 39-м Сталин западную часть присоединил. Это искусственно созданное формирование. Государство, состоящее из клочков. Украина — это Киев, Черкассы, Полтава, Запорожье, Сумы. Причем культуры у нас разные абсолютно и вера. Там — католики и греко-католики. Мы — православные.
Виктор: Я с ноября ситуацию отслеживаю. Имею возможность и украинские каналы смотреть, и польские. На мой взгляд, Украина вообще сейчас напоминает одну большую секту. Секта не обязательно должна быть религиозной, она может быть и политической. Есть в ней «просвященные», есть те, кто за собой баранов ведет в «светлое будущее», которое наступило бы уже сегодня, если бы не Россия.
Денис: Это не удивительно: премьер-министр Украины Яценюк является сайентологом. А это довольно мощная тоталитарная американская секта. Турчинов — баптист. Аваков — того же поля ягода, то есть, у руководства стоят люди, которые владеют технологиями по заманиванию в секты.
Виктор: Кстати, на границе с Венгрией стоят несколько сел. Там можно увидеть уникальное явление: вроде бы находишься в Западной Украине, где должен быть расцвет бандеровщины. Но вывески на магазинах, на аптеках, на школах — на венгерском и на русском языках. Названия улиц — на русском и на венгерском. Ни одной украинской надписи! И у жителей, в основном, венгерские паспорта. Венгрия выдавала их, как мы выдавали российские в Абхазии и Осетии: всем желающим в течение недели, без всяких справок и проволочек. Достаточно было подойти и сказать: «Я — венгр. Хочу получить паспорт». А местные венгры русскоязычных уважают и готовы их защищать. И войска их на границе стоят. И румыны тоже стоят и ждут, как бы им Буковину вернуть. И те, и другие, как ни странно, поддерживают ту позицию, что занимает Россия в отношениях с Украиной..
— На ваш взгляд, можно было предотвратить эти события, не дать начаться войне?
Денис: Нельзя. Потому что Соединенным Штатам очень нужно было развязать эту войну. Земли Донбасса проданы компании «Шелл» на 50 лет, с правом продления контракта еще на 50 лет в одностороннем порядке. Еще Януковичем. Славянск, Краматорск, Харьковская область, часть Луганской области — это громадные залежи сланцевого газа. Не менее мощные залежи находятся во Львовской и Волынской областях. И их тоже продали. Только жители этого пока не знают.
— А сейчас какой-то просвет во всем этом виден? Чем закончится перемирие?
Александр: Какое может быть перемирие, когда планомерно уничтожается мирное население? Города мертвые стоят. Во время обстрелов можно такую картину наблюдать: не только люди в подвалы прячутся, собаки и кошки тоже, даже голуби и вороны пешком бегут. К тому же объявили перемирие, когда мы «укров» по всем фронтам поперли…
Виктор: А на мой взгляд, вовремя перемирие объявили, потому что украинская армия после понесенных потерь полностью деморализована. Как армия она почти не существует. Это люди, которые сидят под дождем, высушиться негде, и думают: «А зачем нам этот Донбасс сдался?» У меня шесть командировок на войну, и я знаю, что это такое.
— Украинская и западная пропаганда называют ополченцев бандитами. Как вы к этому относитесь?
Денис: Я уже говорил, что и среди ополченцев встречаются люди разные. Святых нет. Подавляющее большинство воюет за свою землю, за свой народ, за право говорить на своем языке, за право выражать свое мнение. То есть, за право быть человеком. Вот этого тебе простить не могут. Поэтому — ты бандит.
— А убивать страшно? Когда в тебя стреляют, успеваешь испугаться?
Виктор: Первое боестолкновение — это страшно. А потом… Есть замечательное выражение: работа такая.
Денис: Относиться к врагу как к человеку нельзя. Вот если он в плен попал, руки поднял, он превращается в человека. И вот тогда его убивать — это преступление. А пока он с оружием, пока он в тебя стреляет — это человек, который хочет тебя убить. И это он к тебе домой пришел, не ты к нему… У нас девушка была в подразделении. У нее вообще ничего не осталось. Первый же снаряд по Первомайску влетел в ее квартиру. Пошла к родителям — нет квартиры. К родственникам — нет дома. Всю ее жизнь прежнюю в один миг перечеркнули! Страшно их убивать или не страшно после этого?
— Сегодня 10 дней, как вы покинули территорию Украины. Десять дней без войны. Нет желания остаться здесь?
Денис: У меня там много друзей осталось.
— Но и здесь не меньше.
Денис: Здесь — другое дело. Там люди, которые тебя прикрывали, которых ты прикрывал. Они будут там, а я тут? И как я буду жить после этого?
Во время всей нашей беседы мужчины активно дополняли друг друга и даже перебивали. Но после этих слов вдруг стало очень тихо. Настолько тихо, что в эту тишину буквально ворвалось тиканье настенных часов…
Денис: И хотелось бы, но не получается.
Александр: Там остались люди, которые защищают свою землю. И мы должны быть с ними.
Вера Корниенко.

Подписывайтесь на нас в соцсетях: